Жила на свете сирота. По-другому и не скажешь, кроме отца не было у нее больше никого на свете, да только без материнской ласки так и с хорошим отцом дитя все равно сиротина!
Была она девушка добрая и собой хороша, словно цветок, и усердна, как пчелка, и домовита и тиха, как мышка, а на работу, как лев. Хлопочет, тянет из последних сил немудрящее хозяйство.
Говорит ей однажды отец:
– Ох, доченька, не могу глядеть, как ты на работе изводишься. Надо мне жениться. Вдвоем хозяйничать легче будет.
Не хотела дочь отцу перечить, радовалась, что будет у нее мать. Женился отец. В жены взял вдовицу с дочкой, его дочери ровеснице, да не такой пригожей.
Но только мать своей-то дочери всегда мать. Со своей пылинки сдувает, перед людьми нахваливает, а к сироте – мачеха, мачеха и есть.
Узнала теперь бедная сиротка, что такое работа! По дому да по хозяйству надрывается, да еще мачехе с дочкой прислуживает. Ни днем, ни ночью, ни посреди недели, ни в воскресенье ей передохнуть не дают. За стол с собой не сажают. Все пинком да тычком, слова доброго не скажут, кинут за печь объедки, тем и сыта.
Но девушка не жалуется, всегда-то она приветлива и мила, и в рваном тряпье все равно во сто крат красивей, чем мачехина страхолюдина.
Собрался однажды отец на ярмарку. Мачеха ему и говорит:
– Купи мне то-то и то-то. А дочушке моей башмачки да юбку шелковую, еще лент купи да пряников медовых!
Да еще всякого наговорила! Старик ее наказы выслушал, глянул за печку и у своей оборванной дочери спрашивает:
– Говори и ты, чего тебе привезти?
Сирота ему потихоньку шепчет:
– Ах, батюшка, дорогой. Обо что споткнетесь, то и привезите!
Уехал старик на ярмарку. Все купил, что мачеха велела, только для своей родной дочки ничего не нашел. Идет домой, раздумывает, не забыл ли чего. Шел-шел вниз по тропочке через лесок, и вдруг споткнулся о кривую орешину, с нее три орешка желтые, как воск, и свалились!
– Ага, – решил он, – будет теперь гостинчик для моей дочки!
Вернулся домой, раздал подарки. Никто так гостинцам не обрадовался, как бедная сиротка. Спрятала орешки в карман, будто драгоценные жемчуга, и снова за работу принялась.
В воскресенье утром сирота все дела переделала, села на порог, стала в церковь собираться. А мачеха кричит:
– Ах ты, такая-сякая! На кого мы дом бросим! У тебя что дел больше нету! Выскочила во двор и меру гороха, перемешанного с чечевицей, тащит:
– Перебери, пока мы из церкви вернемся!
Все ушли, а бедная девушка сидит горох от чечевицы отбирает, а сама горько плачет:
– Матушка, матушка, зачем ты меня с собой не взяла. Было бы мне лучше, бедной сироте!
Плакала-плакала, а тут три орешка в кармане хрустнули! Достала, положила перед собой, глядит и радуется. Хорошо хоть батюшка добрый! Взялась опять за горох. Вдруг слышит кто-то в окошко стучится. Поглядела – а это три белых голубка в дом стучатся-просятся.
«Голубки, голубки! В дом хотят! Наверно, порадовать меня горемычную!»
Впустила их, а голуби спрашивают:
– Что ты, милая девушка, делаешь?
– Видите, – отвечает она, – у всех праздник, а мне работать надо!
– Не горюй, – проворковал один голубок, – оставь все, как есть! Берет орешек, клювом его раскрывает и достает платье шелковое, как снег белое.
– Надевай поскорей и ступай в церковь! Мы здесь все сами сделаем. Но только священник скажет: «Аминь – не жди, спеши домой переодеваться».
Обрадовалась девушка, нарядилась в красивое платье, как лилия, и пошла. Входит в церковь, на свободную скамью садится. Все на нее глядят, а королевич тот и вовсе глаз не сводит. Так ему красавица приглянулась, что все сидел бы в церкви до вечера да на нее смотрел. Но красавица голову опустила, ни на кого глаз не подымает. Услыхала: «Аминь», поднялась а поспешила домой!
Дома сняла с себя белое платье, сложила в ореховую скорлупку, а орешек спрятала. Тут и мачеха с дочкой являются, видят горох – отдельно и чечевица – отдельно. Не к чему придраться. Стала мачеха рассказывать и сиротку поддразнивать:
– Вот кабы ты, замарашка, в церкви была, уж такую красавицу б повидала! Да тебе, замарашке, только за печкой сидеть!
– А я ее видала, когда она мимо шла.
– Это как же так?
– А я на колодец влезла, на самый журавль, когда по воду ходила.
– На самый журавль? Да как ты смеешь на улицу глядеть? Слышишь, старик, эта негодница только и знает, что бездельничать! – рассвирепела мачеха.
И хоть день был воскресный, пришлось старику снять журавля с колодца, лишь бы в доме было тихо.
А королевич у всех спрашивает, что за девушка, откуда такая?
– А она в тот дом вошла, где колодец с высоким журавлем! – отвечают люди.
Королевич своим слугам приказывает все дома обойти, колодец с журавлем искать; ходили слуги ходили, да как найти, коли его нету?
Снова воскресенье подходит. Сирота в рваном платье за печкой сидит, в церковь собирается. А мачеха свою дочку перед зеркалом охорашивает, на падчерицу как накинется:
– Дома что ли дел не хватает? – кричит. – Никуда не пущу! Побежала в чулан, меру проса, с маком перемешанного тащит:
– Вот, – говорит, – перебирай, коли к нашему приходу не переберешь, я тебе покажу!
Сидит падчерица, печалится, свою горькую судьбину оплакивает. Вдруг стучатся в оконце три голубка:
– Не плачь, милая девушка, впусти нас, мы все сделаем. Дай-ка нам из тех трех орешков один! – говорят.
Дала им девушка орешек, голубок клюнул, серебряное платье вытаскивает:
– Гляди, какое платье! Надевай и ступай в церковь! Но как услышишь «Аминь – спеши домой. Не бойся, все хорошо будет!»
Переоделась девушка, стала как звездочка, в церковь спешит, ног под собой от радости не чует.
Пришла, на то же место села, по сторонам не оглядывается. А королевич с нее глаз не сводит и сердце у него сладко-сладко ноет.
Как услыхала наша красавица: «Аминь», поднялась и тихонько выскользнула из церкви. Только домой вернулась, только платье сняла, а мачеха с дочкой уж тут как тут. Глядит мачеха, головой качает, ведь целая мерка мака с просом перебраны! И злость-то берет и сказать нечего. Да все-таки не утерпела, злая баба, давай язвить:
– Была бы и ты с нами в церкви, замарашка несчастная, повидала б красавицу! Да ведь тебе, запечнице, и место за печкой!
– А я ее видала, когда она мимо нас проходила, я на сливу лазила, хотела вам к обеду слив нарвать! – отвечает падчерица.
Мачехе только того и надо, взяла бедняжку в работу:
– Ах ты, негодница, – кричит она, – ты и в воскресенье по деревьям лазаешь, платье рвешь да на людей пялишься! Ну, погоди!
– Эй, старик, ступай руби сливу, чтоб твоя сова на ней больше не торчала!
Пошел старик, хоть день был воскресный, срубил дерево от греха подальше. Королевич опять повсюду красавицу ищет. А ему говорят, что она в тот дом пошла, где у ворот слива растет.
Приказал королевич сливу искать. Искали слуги, искали, не нашли, отец ведь дерево то – срубил.
Опечалился королевич, призадумался:
«Ну, погоди, – решил, – я тебя все равно разыщу!»
Третье воскресенье подходит.Переделала сирота всю работу,волосы причесала, уложила красиво, пошла к мачехе. А та свою дочку перед зеркалом наряжает. Стала падчерица мачеху просить, чтоб хоть разок ее в церковь пустила.
– Ах ты, грязнуха! Хочешь, чтоб из-за тебя, оборванки, нас на смех подняли? Никуда не пойдешь, дома сиди!
Бежит злая баба в чулан, меру муки с пеплом пополам тащит.
– Берись за дело! Да к нашему приходу, чтоб все перебрала!
Подхватились они с дочерью под ручки и пошли, а бедная сирота дома осталась. Сидит муку от пепла отделяет, а сама плачет-приговаривает:
– Ах, матушка, матушка! Не мил мне белый свет, разве я с такой работой управлюсь?
Слышит: тук-тук – это три голубка в окно стучатся:
– Не плачь красавица, не плачь! Мы тебе поможем, впусти нас в дом. Отворила девушка окно, впустила голубков. Один голубок орешек спрашивает. Клюнул, золотое платье достал.
– Вот тебе платье. Надевай поскорей и ступай в церковь! Как услышишь «Аминь – не жди, пока другие выходить станут, домой беги!»
Идет она в церковь, словно солнышко красное пригожа, на свое место садится, службу слушает и не замечает, что все на нее глядят, а королевич ей улыбается. Кончилась служба, прозвучало: «Аминь – девушка поднялась, хочет домой идти!»
Но что это? Стоит, с места сдвинуться не может, а того не видит, что королевич приказал под ее лавкой смолу разлить. Она и так и эдак, старается ноги от смолы оторвать, наконец кое-как высвободилась и домой помчалась. А что один туфелек к смоле прилип – того не заметила.
Только успела переодеться, а мачеха уже во дворе. Некогда девушке золотое платье в скорлупу убирать, за дверь кинула. Мачеха – шасть в комнату! Видит – мука в мешок собрана, пепел в сторонке лежит – от злости слова сказать не может.
А потом не утерпела, давай падчерицу донимать:
– Эй, – говорит, – лентяйка, вот бы тебе в церкви побывать! Ох, и хороша же там девица сидела! А ты, замарашка, за печью торчишь!
– Да ведь я ее видала, – отвечает падчерица, – когда она возле нашего дома шла, я на крышу забралась, на самую трубу и вдоволь на красавицу нагляделась.
Мачеха только того и ждала, накинулась на нее, как ведьма:
– Ах ты, бездельница, ах негодница! Я тебе покажу, как на трубу лазить! Убирайся под корыто. Теперь ты у меня без обеда насидишься, грязнуха несчастная! Эй, старик, немедля трубу скинь, не то …
Полез бедный старик на крышу, скинул трубу с крыши.
А тут королевские слуги явились, красавицу ищут: мол, сказывают, что она в тот дом вбежала, где на крыше высокая труба стоит. Глянули, а трубы-то никакой и нету! И пошли они прочь не солоно хлебавши.
Но у королевича залог остался – золотая туфелька. Послал слуг, приказал из дома в дом ходить, где девицы есть, туфельку примерять, которой из них в пору придется, ту немедля к нему вести.
Ходят королевские слуги из дома в дом, всем туфельку примеряют, но туфелька никому не годится. Увидала мачеха, что к ним идут, давай дочке ногу ужимать да уминать, а нога как была большущая, так и осталась.
Слуги в дом вошли, начали мачехиной дочке туфельку примерять, а она ей и на нос не лезет!
– Нет, этой не годится, – говорит, – а другой девушки у вас нету?
А мачеха в ответ:
– Что вы, что вы, никого у нас больше нет!
Слуги совсем было со двора пошли, но тут из чердачного окна петух как закричит:
– Кукареку, не спешите, кукареку, погодите! Под корытом поглядите!
– Что такое? – остановились слуги. – Кого это надо под корытом глядеть?
– Да, что вы! Этот петух всегда так кричит, – стала их отговаривать мачеха.
Но слуги ее не слушают, на чердак бегут. Видят два корыта стоят, а под ними вся в слезах, красавица сидит. Примерили ей туфельку, а она – как влитая!
Спустились слуги вниз, глянули за дверь а там золотое платье брошено!
Поняли слуги, наконец-то нашли, кого искали. Мачеха увидала, что падчерицу в карету сажают – от злости лопнула, тут ей и конец пришел.
Королевич сразу девушку узнал.
– Это, – говорит, – ты, моя милая, три раза в церкви была?
– Я, – стыдливо ответила девушка, и покраснела, словно маков цвет.
– Где ж ты такие красивые платья взяла?
Она ему все по порядку рассказала и про трех голубков не забыла.